ЖАРКАЯ БОРЬБА ЗА КОЛОДЦЫ
Шли свой дождь, о дождевая туча!
Напои влагой корни дерев.
Из палестинской песни
Однажды весной 1968 года по коричнево-красному песку пустыни, что простирается к востоку от Нила, между рекой Атбара и Голубым Нилом, шел Хурр, сильный белый верблюд. Пучки выцветшей степной травы метровой высоты то там, то тут торчат из песка. Солнце сияет в ослепительно лазурном небе. Температура в тени доходит до 35 градусов, но постоянный ветерок позволяет легче переносить жару. Цель моей поездки: посещение различных лагерей кочевников. Шейх Ахмед аль-Дали, белобородый вождь племени хассани, был так любезен, что предоставил в мое распоряжение своего лучшего верхового верблюда. В провожатые он дал мне сына — подростка Юсуфа. Черные глаза маленького проказника искрятся хитростью. Юсуф проворно взбирается на моего верблюда, чтобы показать мне дорогу. Мы идем с ним от лагеря к лагерю, разделенных друг от друга многими километрами.
Сегодня до обеда мы решили посетить Бир ан-Наква, важнейший водный источник в этой местности, колодец глубиной 76 метров, пробуренный в песчанике. Сотни кочевников прибывают сюда ежедневно, чтобы напоить стада и наполнить водой кожаные бурдюки. В то время как мы словно с наблюдательной вышки рассматриваем степь, мой спутник заводит песню, ритм которой соответствует мерной, укачивающей поступи нашего верблюда. Ветер относит в сторону слова, а мне хотелось бы их услышать. Я прошу Юсуфа повторить. Тогда маленький пройдоха говорит: «Сперва дай мне десять пиастров, апотом я тебе спою». Такой гонорар при наших дружеских отношениях показался мне чрезмерным, и дальше мы ехали молча. Но когда я под влиянием размеренного хода сам запел какую-то мелодию, мой милый Юсуф пожелал узнать смысл песни. Разумеется, я ему сказал: «Сперва дай деньги, а потом я тебе объясню!» Маленький плут тотчас же оценил комизм ситуации, и мы принялись так безудержно хохотать, что чуть не свалились с верблюда. Но внезапно наше веселье как рукой сняло...
Мы уже приблизились к колодцу. Вокруг него кишели овцы, козы, верблюды и зебу. За водой пришли около ста человек, но кожаные ведра и ремни валялись в пыли, вместо них пастухи сжимали в руках топоры и толстые дубинки, избивая ими друг друга! Кровь застыла у меня от ужаса, когда я оценил ситуацию.
Воздух был наполнен воплями ярости, глухо ударяли дубинки по гладко выбритым головам. С каждой стороны (хассания и шайгия) в стычке участвовали человек тридцать. Одни уже корчились на земле в крови. Другие пытались примирить дерущихся. Они бегали в разных направлениях, выкрикивая успокаивающие слова, но напрасно! Снова и снова бедуины обрушивались друг на друга, нанося опасные удары. Я увидел, как один бедуин, пытаясь защитить себя, поднял руку над головой. Удар топора раздробил ему руку, и она повисла как плеть; крича от боли, тот упал на землю. Я подъехал поближе к месту схватки; Юсуф, обхватив меня сзади, срывающимся голосом вопил: «Халас, халас! Харам алейкум, я бени эль-араб! Харам алейкум! (Кончайте! Прекратите, сыны арабов, позор вам!». Но те были слепы и глухи от ярости. Лишь минут через десять возбуждение улеглось. Девять тяжело раненных бедуинов лежали, истекая кровью, на песке, и у одного была сломана рука. Позже я услышал, как он сказал: «Слава богу, только рука повреждена. Голова цела, эль-хамду-лилла!»
Я поспешил за медицинской помощью в Муссаварате. Профессор Гинтце из Университета им. Гумбольдта (Берлин) и сотрудники его экспедиции, много месяцев занимавшиеся здесь раскопками развалин древнесуданского королевства Мероэ, только что сели обедать. В нескольких словах я рассказал о случившемся. Быстро погрузив в «лендровер» медикаменты и перевязочный материал, мы помчались на машине к колодцу по бездорожью, рискуя сломать себе шею. Вторая машина выехала в Дженди, ближайший окружной центр, чтобы информировать суданские власти о происшествии.
Супруга профессора, сама врач, тщательно обработала йодом и перевязала кровоточащие раны. Ни у одного мужчины не дрогнул даже мускул во время болезненных процедур. Бедуин со сломанной рукой стоически терпел, когда ему накладывали шины. Однако, как только я попытался сфотографировать раненых, раздались энергичные протесты!
Когда мы прибыли, шейхи племен уже сидели в тени акаций и мирно обсуждали, как лучше уладить конфликт. К счастью, жертвы распределились более или менее поровну, и опасность возмездия в будущем, кажется, не грозила никому.
Что же вызвало это «извержение» страстей? Оказывается, разошлись мнения относительно того, кому должны принадлежать несколько пустых канистр, выброшенных в лагере экспедиции на свалку. Но это был лишь повод. Подлинная причина лежала глубже. Она заключалась в нехватке воды в колодце Бир ан-Накве. Его воду делили между собой многотысячные стада обоих племен, но водное зеркало постоянно падало из-за отсутствия дождей, и казалось, что катастрофа неминуема.
Шайгия и хассания с давних пор дружно пользовались этим колодцем, чья красно-коричневая вода несла жизнь людям и животным. Однако стада росли, а воды становилось все меньше. Оба племени с трудом договаривались о сроках водопоя. Тревога и беспокойство овладевали умами. На обоих полюсах накапливалась вражда. Столкновения, нередко с более трагическим исходом, чем тот, о котором шла речь, случаются и в других засушливых районах Судана.
Поход против жажды
Нехватка воды характерна для огромной территории на севере и на западе Судана, в стороне от благословенного «отца Нила». Эксперты по водному хозяйству определяют годовую потребность в воде для людей и животных этого района 240 миллионами кубических метров, а в наличии имеется лишь четверть этого количества! Чтобы смягчить остроту кризисного положения, правительство Демократической Республики Судан в феврале 1970 года начало кампанию по улучшению водоснабжения в стране. Был разработан научно обоснованный 12-летний план, предусматривавший решить задачу в два этапа. Некоторые государства заявили о своей готовности участвовать в этой кампании. Есть надежда, что международная солидарность и напряжение всех сил суданского народа сделают все возможное, чтобы одержать победу в походе против жажды.
Бедуины испытывают трудности с водой не только в Судане, но и в других засушливых районах. За колодцы, соорудить которые в условиях пустыни стоит огромных усилий, с давних времен шла ожесточенная борьба, потому что вода означает жизнь. Чистая питьевая вода ценится здесь дороже, чем молоко, и человек, мучимый жаждой, не брезгает даже грязной водой. А. Музиль рассказывает, как он со своими спутниками-бедуинами ехал по безводному участку между Дамаском и Хитом на Евфрате и утолял нестерпимую жажду, высасывая по утрам влажные от росы полотнища шатров.
Чтобы правильно использовать не слишком обильные запасы воды, уже древние арабы применяли простой, но разумный способ ее экономии. В сосуд для питья опускали камень и наливали воды ровно столько, чтобы она его покрыла. Этого количества должно было хватить до следующего колодца. И скольким не удавалось проделать этот путь!
Клинописные тексты рассказывают, например, что в 641 году до н. э. ассирийский царь Ашшурбанипал вынудил враждебные арабские племена сдаться, приказав своим воинам засыпать их колодцы. Далее текст гласит: «Мои войска, находившиеся в пределах его страны (имеется в виду царь страны Ариби. — Л. Ш.) я послал против него. Жителей страны Ариби, когда они сталкивались с ними, уничтожили силой оружия. Шатры, в которых они жили, войска предавали огню. Скот, овец, ослов, верблюдов, рабов захватывали они без числа...»
По данным источников, в Северной Африке правительства отдавали распоряжения привести колодцы номадов в негодность, чтобы сломить их сопротивление. Таким способом, например, в начале XIX столетия было полностью парализовано сообщение по древнему караванному пути между среднесуданским султанатом Борну и египетским оазисом Дахла, потому что, как сообщает Г. Рольфс, оазис Дахла часто становился объектом разбойничьих набегов со стороны одного кочевого племени, приходившего с далекого юго-запада. В Египте по распоряжению правительства солдаты разрушили все колодцы на использовавшейся бедуинами дороге на расстоянии 7-8 дней пути.
У. Тезиджер, первым пересекший страшную аравийскую пустыню «Руб'-эль-Хали» (букв. «Пустая четверть»), дал одной из книг о своем путешествии название: «Волки пустыни: племя са'ар у колодца». Тезиджер хотел этим сказать, что бедуины готовы были бороться за источники воды с таким же ожесточением, как волки борются за свою добычу.
Кочевники так дорожат колодезной водой, что крайне неохотно делятся ею даже с чужестранцами. В заметках о путешествиях XVIII и XIX веков их авторы часто жалуются на то, что их заставляли очень дорого платить за питьевую воду.
Колодцы, однако, это не единственные источники воды, которыми пользуются обитатели пустыни. К ним относятся также постоянно или «эпизодически» текущие реки или ручьи и скопления дождевой воды на твердом грунте, образующиеся в период выпадения осадков. Иногда их увеличивают путем возведения искусственных дамб, и тогда возникают «хафиры» — миниатюрные озера, заполненные дождевой водой. Кроме того, дождевую воду накапливают и хранят под землей в цистернах. Особой формой накопления подземных вод являются североафриканские «фоггара» — система связанных друг с другом подземными галереями колодцев.
Когда колодец высыхает, пастухи-кочевники перемещаются к другому действующему колодцу или ручью. К. Расван описывает «марш жажды» рувала, у которых иссякли колодцы. «С урчащими от голода желудками, невероятно усталые рувала брели за своими падающими от истощения стадами. Все дальше на север, в непосредственной близости от пастбищ своих врагов. Ежедневно погибали сотни верблюдов и множество людей. С тем большим отчаянием оставшиеся в живых стремились к цепи холмов Абу-Риджмен. Ослабевшие оставались лежать на дороге.
Как только силы покидали верблюда и он начинал качаться, грозя упасть, к нему бросались находившиеся вблизи мужчины и убивали его. В то время как караван продолжал неуклонно продвигаться вперед, оставшиеся в течение нескольких минут разделывали тушу верблюда, и на утоптанной земле оставались лишь его внутренности, голова и ноги.
Наполнение сосудов дождевой водой
«Число павших верблюдов возрастало день ото дня. Если вначале их были сотни, то в последние дни падеж невероятно вырос. Ежедневно гибло до двух тысяч животных...»
Какая же радость для кочевников, когда небо затягивается тяжелыми грозовыми тучами и на землю низвергаются потоки воды. Дети выбегают под ливень, прыгают, обезумев от радости, бросаются в грязные лужи и промокают насквозь. Женщины поспешно наполняют кожаные мешки дождевой водой и несут их в шатры. Мне ни разу не приходилось видеть, чтобы дождливая погода приводила бедуинов в дурное расположение духа. «Сладкую» дождевую воду бедуины предпочитают солоноватой колодезной воде. Меня вообще тошнило от сильно насыщенной минеральными солями колодезной воды, а бедуины привыкли употреблять этот рассол.
Мне рассказывали о курьезном случае, когда вернувшийся из Мекки паломник дал простому бедуину отведать священной воды из колодца Земзем, которая показалась ему очень соленой. В ужасе он воскликнул: «Аллах, спаси нас от Каусара!» (Каусар — одна из двух райских рек, воду которой, как написано в Коране, вкушают святые.)
Домашние животные кочевников, в особенности верблюды, пьют соленую воду с большим удовольствием. Для нормального развития они даже нуждаются в растворенных в ней минеральных веществах и кислотах. Г. Нахтигаль пишет, что употребление соленой воды рассматривается как весьма полезная, очищающая кровь процедура, которая вызывает у верблюдов превосходный аппетит и обеспечивает их... хорошее самочувствие и силу. Некоторые племена кочевников на побережье Красного моря приучили своих дромадеров пить даже морскую воду.
Колодец — жизненный центр пустыни
В засушливый период жизнь арабских кочевников концентрируется вокруг источника воды. Во время поездок к бедуинам у меня было достаточно возможностей видеть, с каким трудом пастухи добывают воду в пустыне. Как возникли колодцы? Кто заложил их и с помощью каких технических средств? Как удавалось найти места, где могла оказаться вода? Все это большей частью остается неизвестным. Гесс писал, что человек, который ищет воду, это своеобразный кладоискатель. На следующий день после дождя он ищет воду, прощупывая землю тяжелым посохом. Но, как сказал мне один этеби, этим искусством у нас владеет лишь один из сотни. Колодцы на караванных путях глубиной 50-100 метров и больше — это древние цистерны.
Мне часто приходилось слышать, что те или иные колодцы существовали еще до того, как данное племя пришло на нынешние пастбища. Эти колодцы были захвачены в боях с тем населением, которое жило тогда в этих районах.
Доставать воду из колодца — тяжелый труд. Легче всего пользоваться колодцем глубиной не более 2-5 метров. Если он очень глубок, воду поднимают ведрами, привязанными к длинным канатам. Узкие, глубокие шахты с особым видом крепления рассчитаны именно на такой способ доставания воды. Расстояние от края колодца до водного зеркала для каждого колодца различно. В глубоких колодцах оно колеблется от 10 до 80 метров, а иногда превышает 100. Глубину колодезной шахты определить нетрудно: достаточно измерить длину каната. Абсолютная высота водного столба в колодце различна она она зависит от почвенных и климатических условий, а также от степени использования его. Однажды я наблюдал, как молодой пастух спустился в колодец на глубину 76 метров на веревках, чтобы достать упавшее ведро. Когда он поднялся на поверхность, я заметил, что он не весь намок, хотя и стоял на самом дне шахты. Колодец все время пополнялся за счет просачивавшихся грунтовых вод.
Техника доставания воды весьма сходна во всех областях, где я бывал. Везде с этой целью используют «деллу», полукруглый кожаный сосуд емкостью примерно 40 литров. К нему прикреплены деревянные ручки, к концам которых протянуты веревки. Эти четыре веревки стянуты в узел и соединены с канатом, сплетенным чаще всего из кожи; иногда используются веревки из пальмового лыка, но они быстро перетираются. Канат накидывают на железный ролик и опускают в колодец. Ролики укреплены на бревне, перекинутом через отверстие колодца. Если нет железных роликов, то канат скользит непосредственно по бревну. С течением времени на бревнах образуются глубокие борозды, придающие им весьма причудливые очертания. За несколько десятилетий канаты буквально перепиливают эти столь ценные для кочевников опорные балки.
В случае необходимости в колодец можно опустить 8-10 сосудов одновременно. Доставать воду из колодцев — это тяжелый физический труд, которым бедуины вынуждены заниматься изо дня в день. Для того чтобы напоить большое стадо верблюдов, требуется несколько дней, ибо один испытывающий жажду верблюд, как уже упоминалось, способен выпить сразу 60, а то и более литров воды! Стоит лишь поглядеть на вздувшиеся тугие, как барабаны, животы напоенных животных, чтобы получить представление об их способности поглощать воду. Но зато их можно пригонять на водопой к колодцу раз в 3-4 дня, в то время как овец, коз, коров и лошадей приходится поить ежедневно.
Я часто помогал своим друзьям-бедуинам доставать воду и таким образом на «собственной шкуре» убедился, как тяжело вытаскивать из глубокого колодца полный до краев деллу. От постоянного соприкосновения с канатом ладони вскоре дубеют и покрываются мозолями. Это заметно даже у юных девушек.
Но они охотно приходят к колодцу, потому что жизнь бьет здесь ключом, и можно время от времени обменяться взглядом с парнем. Чтобы внести разнообразие в свою монотонную работу, бедуины, доставая воду, поют песни. Вот одна из них, которую можно услышать в Центральной Аравии:
Мое сердце рвется,
Как канат в колодце,
Когда он стремительно раскручивается,
Как вращается ролик,
По которому скользит канат.
И все из-за тебя!
Твой рот прекрасен и сладок.
Аллах! Как счастлив тот,
Кто касается твоих кос рукой.
В Северной Африке известна такая песня пастухов:
Запевала: «Пейте на здоровье...»
Пастухи: «... и без вреда».
Запевала: «О, приблизьтесь медленно!»
Пастухи: «Вы принадлежите нам».
Запевала: «Пейте в свое удовольствие...»
Пастухи: «... И наполняйте свое брюхо».
С утра до поздней ночи у колодца царит оживление, особенно в засушливый период. В соответствии с соглашением, достигнутым шейхами, отдельные семьи приводят свои стада на водопой в установленные часы, причем время определяется по солнцу. В то время как одни черпают воду и поочередно поят животных, другие, закончив эту работу, отдыхают, сидя на краю поилок.
Женщины в развевающихся одеждах несут на головах сосуды с едой, чтобы подкрепить мужей и сыновей. В тени акаций матери кормят грудью младенцев. Подростки носятся вокруг и получают за это пинки; там белобородый старик, сидя на корточках, тщательно стрижет шелковистую шерсть козы, а неподалеку пастух доит верблюдицу, чтобы тут же утолить жажду теплым молоком. А вот матрона пытается хоть немного отстирать мокрую серо-желтую одежду своего мужа и усердно колотит ее о каменную поилку. Девушки демонстрируют ловкость и искусство, вливая питьевую воду в узкие горловины кожаных бурдюков, свисающих по обоим бокам терпеливых ослов. Наполнив сосуды до краев, эти Ревекки гонят ослов обратно в лагерь, подбадривая их щелканьем и причмокиванием. Некоторые проворно вскакивают ослам на спину и, сидя боком, энергично колотят их пятками, заставляя таким образом двигаться с желаемой скоростью.
Я каждый раз удивлялся тому, как сноровисто и неутомимо животные выполняли указания своих погонщиков-подростков, вытаскивая с помощью каната полные ведра из колодца. Верблюды и даже взрослые быки повиновались шестилетним детям с полуслова. Перед моими глазами все еще стоит Халима, девчушка из племени шукрийя. Ее волосы заплетены в бесчисленные косички. Она работала вместе с мощным горбатым быком. Оба напоминали мне Давида и Голиафа. Закончив свою «смену» у колодца, Халима делала быку — Голиафу — серьезное внушение за то, что он не желал один возвращаться в лагерь. Она энергично ударяла кулачками по бокам этого гиганта, пока он наконец не повиновался. Время от времени он поворачивал к своей хозяйке огромную голову и как будто говорил: «Пойдем же вместе домой!» Но Халима лишь грозила ему в ответ своей нежной ручкой. Давид победил снова.
Так перед взором наблюдателя развертывается панорама жизни кочевников у колодца во всем ее многообразии; источник воды выступает как некая ось, вокруг которой вращается все существование бедуина.
Борцы против пустыни
Сотни тысяч, даже миллионов кочевников по сей день заняты изнурительным непроизводительным трудом у старых колодцев. Но эти «библейские условия» понемногу стали улучшаться. Правительства многих арабских государств заботятся о том, чтобы с помощью современной техники обеспечить водой области, где живут кочевники. Артезианские колодцы дают достаточное количество безупречной в гигиеническом отношении питьевой воды. Во время разведки нефти часто в качестве «добавочного продукта» находят воду. По мере того как осваиваются пустыни, закладываются и глубокие колодцы. Уже в течение нескольких лет в Алжире, Сирии, Иране, Судане и Египте планомерно проводятся в жизнь новые проекты освоения засушливых территорий.
Исследовательская стипендия, предоставленная египетским правительством, во главе которого стоял Гамаль Абдель Насер, дала мне возможность в 1968-1969 годах на месте ознакомиться с успехами, достигнутыми в освоении Ливийской пустыни. Я видел тогда, как целая армия инженеров, геологов, строителей колодцев, агрономов и животноводов объединила свои усилия, чтобы победить засуху в Сахаре и покрыть обширные территории зеленью. И это все в том районе, где с незапамятных времен бродили лишь лисы пустыни!
Известно, что 96% всех жителей Египта живут на территории, которая занимает лишь около 3% общей площади страны, ибо 97% всей территории Египта (1002 тысячи квадратных километров) — это необитаемая пустыня. Его население, которое ныне составляет около 40 миллионов человек, каждый год увеличивается еще на миллион. На эту серьезную проблему не раз указывал в своих выступлениях президент Насер. Вади-эль- Джадид — Новая долина — так называют египтяне новую зону заселения, противопоставляя ее Старой долине у берегов Нила. С Новой долиной египетский народ связывал большие надежды, после того как в 1959 году президент Насер объявил о решении правительства создать в малонаселенных, разбросанных оазисах Ливийской пустыни необходимые условия для переселения туда нескольких миллионов малоземельных феллахов из долины Нила.
Мое первое местопребывание в Вади-эль-Джадид — современная гостиница на окраине Харги, главного центра египетской Организации развития пустыни. С балкона моей комнаты, находящейся на четвертом этаже, открывается великолепный вид на колеблющиеся очертания песчаных дюн, которые начинаются в нескольких метрах от пальмовой рощи и тянутся до самого горизонта. Сильный ветер с севера гонит дюны на юг со скоростью 7-8 метров в год. С давних пор эти беспокойные массы песка, безжалостно засыпающие все, что встречается на пути, представляют серьезную опасность для крестьянских селений в оазисах, для колодцев и плантаций. Укрощение подвижных дюн — существенный пункт исследовательской программы организации.
Часть пути в город нам пришлось проехать по песку, ибо новое асфальтированное шоссе перегородила подвижная дюна. Из мелкого, как пудра, песка торчали лишь верхушки телеграфных мачт. Бульдозер, пытавшийся отодвинуть эти нагромождения, выглядел словно кофейная ложечка, которой кто-то задумал перебросить холм. В прошлом крестьяне оазисов, чтобы защититься от опустошающих волн песчаного моря, располагали свои жилища на холмах или возле горы, защищавшей их от ветра.
Еще в Харге, когда мы сошли с трапа самолета после трехчасового полета из Каира над голой безводной пустыней, в лицо нам ударил летящий песок, кожа мучительно болела, как от уколов иглами. На террасе маленького здания аэродрома Харги нас тотчас же окружили загорелые молодые люди в одежде цвета хаки. Д-р Алейа Хасан, которая сопровождает меня в этой поездке, два года работала в Новой долине и знала многих сотрудников Организации развития пустыни. Некоторые инженеры пришли встретить нас. У Алейа много знакомых и в деревнях оазисов. Когда мы смотрели на них с борта самолета, они напоминали нам темные пятна на желтой шкуре леопарда. Дружба с ней поможет мне наладить контакты с боящимися приезжих жителями оазисов. Мне необходимо было иметь собственное впечатление о переменах, происшедших за короткое время в их культуре и образе жизни. На протяжении многих столетий одиночные деревни в пустыне были изолированы от остального мира. Жизнь протекала в однообразных, определенных традицией рамках. В последние годы жители оазисов стали постепенно соприкасаться с новым миром с его высокой культурой и техникой и день за днем вовлекаться в общественную жизнь страны.
Несколько десятков тысяч лет назад климат в Сахаре был прохладным и влажным. Ее ландшафт напоминал саванну. Здесь паслись стада антилоп, жирафов, страусов, быков и слонов, изображения которых охотники каменного века оставили в виде цветных рисунков в пещерах и нацарапали на скалах. До сегодняшнего дня орудия труда и оружие ранних обитателей Сахары — искусно обработанные наконечники стрел, зубила, скребла
и мечи из камня — находят во многих местах обезлюдевшей пустыни. В последние тысячелетия здесь почти не идут дожди. Если где-либо и выпадали осадки, то спустя десятилетия люди еще вспоминали об этом чуде природы. Под морем песка в различных слоях таится огромный резервуар воды. Он находится в массиве «нубийского песчаника», имеющем толщину несколько сот метров. В его порах, как в губке, содержится 35% воды. В местах, благоприятно расположенных в геологическом отношении, например в оазисе Сива, водоносный слой выходит на поверхность земли, и вода появляется в виде источников. В не столь хороших условиях необходимо вмешательство человека; приходится бурить колодцы, чтобы получить драгоценную влагу. Такое бурение наиболее перспективно во впадинах плато Сахары. В таких впадинах глубиной в среднем до 300 метров расположены все оазисы Ливийской пустыни: Зарга, Дахла, Фарафра, Бахария и Сива. Они занимают примерно 90 тысяч квадратных километров и образуют Новую долину, где наряду с нильской долиной расположены основные земледельческие районы страны.
Две-три тысячи лет назад в оазисах существовала высокоразвитая культура, свидетельства которой — храмы, дворцы, кладбища — погребены под песками. В то время рабы нечеловеческим трудом прокладывали шахты в массивах песчаника, чтобы облегчить доступ к водоносным слоям. Глубина некоторых колодцев, куда под давлением поступали артезианские воды, достигала 120 метров. В старых поселениях такие колодцы встречаются десятками, хотя влаги в них уже мало. Они частично пересохли, покрылись песком, а иногда даже совершенно истощились. Все меньше воды поступало в оросительные каналы, все большей становилась нужда крестьян. Пальмовые рощи погибали, поля не обрабатывались. Крестьяне грузили свой нехитрый скарб на ослов и верблюдов и по неведомым, труднопроходимым тропам двигались на восток к нильской долине, чтобы начать там новую жизнь. Но это мало кому удавалось...
Сегодня многие из их потомков возвращаются в пустыню, на свою древнюю родину. Они едут туда в автобусах или в тяжелогруженных грузовиках по гладкому асфальтированному шоссе длиною 600 километров, проложенному в 1960 году. Путь, на который когда-то уходило 7-10 дней утомительного караванного перехода, сегодня можно проделать за столько же часов.
Свыше двух десятилетий назад пионеры из Организации развития пустыни приступили к выполнению намеченного правительством Насера плана. Главная цель его — превратить 12 500 квадратных километров пустынных земель в плодородную пашню. Они привезли с собой бульдозеры, тракторы и самые современные буровые установки. В первые годы рабочие и техники жили в палатках, преодолевая тысячи трудностей, страдая от недостатка воды. Со временем они переселились в Харгу в современные жилища. В их распоряжение были предоставлены лаборатории с необходимым оборудованием; они трудились также на опытных сельскохозяйственных станциях, животноводческих фермах, в механических мастерских, больницах и школах.
На буровых установках работа велась круглые сутки посменно. Буры вгрызались в породу на глубину до 2 тысяч метров. Радостным праздником для всех был каждый внезапно ударявший фонтан воды. В Новой долине появилось свыше 300 глубоких колодцев. Суточный дебит поступления воды некоторых из них — до 15 тысяч кубометров. Опытные специалисты бурили колодец за 4-6 недель.
Но прежде чем заселять Новую долину, ученые должны были ответить на важный вопрос: насколько хватит подземных запасов воды? Геологи и гидрологи определяют возраст и происхождение подземных вод. Идет ли речь об остатках прошлого, богатого дождями периода? Тогда ее использование было бы равносильно истощению природных ресурсов и весьма ограничено во времени. Просачивается ли она постепенно из девственных лесов Внутренней Африки? Или же из Средиземного моря? Проникает ли из нильской долины на запад?
Коренные жители оазисов клянутся, что их источники через подземные каналы поглощает «отец Нил». В связи с этим я слышал в деревне Барис на юге оазиса Харга занимательную историю. Один купец перед поездкой в пустыню наполнял свои кожаные мехи водой из Нила. В этот момент с его головы упала и исчезла в волнах красивая красная феска. Когда через неделю купец благополучно прибыл в Харгу, его досада по поводу утраты головного убора уже прошла. Тем сильнее было удивление, когда в струях источника, из которого купец хотел освежиться, он увидел свою красную феску. Одно можно сказать — если это и не правда, то хорошо придумано. По подсчетам специалистов, воде, которая постепенно просачивается по песчанику, потребовалось бы 11 тысяч лет, чтобы добраться из Нила до Харги.
Что же это за люди, много лет работающие в «слаборазвитых» областях страны, внося свою лепту в строительство лучшего будущего? Среди пионеров Новой долины — инженер Абдель Мунейм Хасанейн. С самого начала он находился в этом районе и как никто другой ориентировался во всех вопросах, связанных с освоением целины. На столе инженера пять телефонных аппаратов, соединяющие его с самыми отдаленными уголками Новой долины. Инженер терпеливо отвечает на вопросы, дает советы и при этом находит время вставить шутку на цветистом арабском языке. Несмотря на свои пятьдесят, инженер сохранил удивительную жизненную силу; когда он смеется — а делает он это всегда охотно, — то обнажает безупречные зубы, а его черные глаза горят огнем. Посетители входят к нему в любое время. Молодые инженеры и агрономы рассказывают о работе на внешних станциях, феллахи окрестных деревень ищут совета. Абдель Мунейм всегда помогает, конечно, если это в его силах. Вот почему он так популярен во всей округе. По нескольку раз в день он стремительно покидает кабинет, вскакивает в свой «лендровер», стоящий наготове у порога, направляется туда, где возникла нужда в опытном помощнике. Сегодня я сопровождаю Абдель Мунейма. Мне понятна его гордость при виде волнующихся полей зерновых и упитанных стад, среди которых величественно расхаживают белые ибисы.
— Когда четырнадцать лет назад я начал здесь работать, кроме песка и ветра ничего не было, — говорит Абдель Мунейм и показывает на лесозащитные полосы из быстрорастущих казуаринов и эвкалиптовых деревьев, которые тянутся на многие километры по обеим сторонам дороги. После того как построили колодцы, эта область стала плодородной; вырос сплошной зеленый массив, который ласкает глаз.
Изредка Абдель Мунейм останавливает машину. Он навещает больного лихорадкой инженера; а вот крестьянин кивком головы приглашает нас на свадьбу сына, Мы заходим в шатер, и нам подают крепкий чай с хрустящими лепешками.
Шейх арабской племенной группы билли сотрудничает с организацией. Инженер поручает ему закупить на побережье по дешевой цене овечий молодняк и доставить его в Дахлу на откорм. На абрикосовой плантации вышел из строя мотонасос. Абдель Мунейм собственноручно устраняет поломку. Когда мы снова садимся в машину, на сиденье уже стоит корзина со свежими абрикосами. Мы пробуем сочные плоды. Но уже на следующей остановке — у маленькой деревенской школы — Абдель Мунейм смеясь раздает абрикосы детям, выбежавшим на перемену.
Немного позже мы встречаем группу сельскохозяйственных рабочих. Они издали узнали наш автомобиль и усиленно жестикулируют. Абдель Мунейм тормозит и отвечает на приветствия:
— Что там у вас, ребята?
Один из них, богатырь с длинными висячими усами, по которым тотчас же можно узнать жителя Верхнего Египта, отвечает за всех:
— Мы идем к тебе, башмухандис! («главный инженер»). Прибыл мой зять из Сохага, и нам хотелось спросить у тебя, не найдется ли для него здесь какой-нибудь работы?
— Ну, это действительно здорово! Для того чтобы я принял одного на работу, вы — двенадцать — бросили свое дело? — И громовым голосом он приказывает:
— Тотчас же возвращайтесь на свои места! Пусть новичок придет позже ко мне в контору. Работы у нас хватает. Алейкум салам!
Он дает газ, и мы снова в пути. Но то, о чем я здесь рассказал, увы, теперь уже относится к прошлому.
Планирование семьи наталкивается на препятствия
Вместе со своей спутницей, египтянкой д-ром Алейа, мы посетили тогда и новые поселения. Большей частью мы приезжали без предупреждения, поэтому заставали в домах только женщин. Они неизменно оказывали нам сердечный прием, потчевали чаем с поджаренными земляными орехами и с гордостью водили по усадьбам, чтобы мы могли взглянуть в стойлах на скот и его многочисленное потомство. Мне показалось, что у многих молодых женщин, которые еще кормят грудью, талии снова подозрительно округлились.
У египетских крестьян семьи, где насчитывается 6-10 детей, нередки. Несмотря на то что в Египте несколько лет правительство (речь идет о правительстве Насера) проводит в жизнь программу планирования семьи или регулирования рождаемости, для чего потребовалось преодолеть сопротивление исламского духовенства, достигнутый эффект пока весьма незначителен. Причину этого я понял после беседы с крестьянином Маджидом аль- Дервишем. У тридцатипятилетнего Маджида уже семеро детей. Два мальчика и девочка родились здесь, в деревне, где семья живет с 1964 года. Самые маленькие сидят у него на руках, а остальные теснятся вокруг, как трубы органа.
— Дети, — говорит он мне, — это вся радость нашей жизни и наша опора в старости. С тех пор как мы переселились сюда, я стал получать вдвое больше, чем когда работал сельскохозяйственным рабочим в нильской долине. Почему же мне не иметь большую семью, если я могу себе это позволить? Все сыты, одеты, а старшие ходят в школу. Возможно, что позже я возьму себе вторую жену. Разве тот, кто хорошо трудится, не может иметь кое-что от жизни?
Так, вероятно, думают многие. Социологи и врачи терпеливо ведут разъяснительную работу среди бедуинов, показывая им на связь между величиной каждой отдельной семьи и экономическим положением страны в целом. Бесплатно распределяются противозачаточные средства. Плакаты, расклеенные на стенах домов, призывают супругов ограничиться двумя-тремя детьми. Ради сокращения рождаемости закон запрещает и ранние браки. Установлен минимальный возраст — 16 лет.
Как велико было мое удивление, когда, приехав к одному бедуину, мы увидели такую картину: посреди обширного двора, окруженного высокой бетонной стеной, стояли два шатра, покрытые черной козьей шерстью. В них уютно расположилась семья, а в современных, отвечающих гигиеническим требованиям жилых помещениях прыгали козлята и ягнята! Такие явления для того времени были типичными. Надо полагать, что это промежуточная ступень к окончательной оседлости. Бывшим кочевникам нелегко сразу отказаться от привычного образа жизни, и поэтому они на первых порах крепко держатся за шатры. Через несколько лет они, очевидно, выгонят ягнят во двор, на свежий воздух, а сами переберутся в дом.
Но зато я не видел ни одного шатра, ни одного дома без транзистора. И в Новой долине повсюду можно было ощутить живой интерес к событиям международной жизни, особенно понятный в арабском мире.
«Пусть твое утро будет приятным, как сметана!»
Современное водоснабжение отнюдь не означает решения всех проблем. В этом я убедился, когда мы с женой жили некоторое время в Мерса-Матрухе летом 1969 года. Организация развития пустыни любезно предоставила в наше распоряжение квартиру в доме-новостройке на берегу Средиземного моря. Квартира, из которой мы совершали многочисленные поездки в селения бедуинов аулад-али, имела ванну и водопровод, что, конечно, в условиях пустыни могло считаться роскошью.
В разное время дня из наших водопроводных кранов текла вода двух сортов: солоноватая — из местных цистерн или пресная — поступающая из Александрии по трехсоткилометровому трубопроводу. Нет необходимости говорить, какой сорт предпочтителен, — чай или кофе на соленой воде имеет неожиданно отвратительный вкус! Доставка профильтрованной питьевой воды с Нила часто прерывается, потому что возможности трубопровода недостаточны для удовлетворения потребности всего портового города, а кроме того, бедуины самовольно тайно подключаются в пустыне к трубопроводу и пользуются пресной водой.
К нашему дому примыкал квартал, где поселились несколько десятков тысяч перешедших на оседлость аулад-али. В узких проездах между плоскими жилыми строениями теснились стада коз и овец. Их прожорливость делала излишней службу подметальщиков улиц, ибо все отбросы и даже старые газеты исчезали с невероятной быстротой. В каменных домах, которые построили для себя аулад-али, еще не было водопровода. Женщины и девушки из каждого дома должны были ежедневно ходить с канистрами к центральной колонке и, простояв длинной очереди, платить за воду один обол, Бывшим кочевникам было хорошо понятно, что питьевая вода стоит дорого.
Очень скоро стало известно, что мы с женой проявляем профессиональный интерес к оседлым бедуинам. А немного погодя в нашем доме появились их первые гонцы. Пришли девушки в своих пестрых одеждах «макси» и, скромно постучавшись, устремив на нас очаровательные глазки, спросили, будут ли «мадам» или «бей» (под «беем» они подразумевали меня!) настолько добры, чтобы разрешить им наполнить принесенные канистры питьевой водой в нашей ванной. Как можно было отказать в такой просьбе! Мы самым дружеским образом поговорили с ними, угостили их малышей шоколадом и конфетами, рассмотрели их серебряные украшения и скопировали образцы татуировки. В конце концов ведь не каждый день удается вести этнографическую полевую работу в собственной квартире. Без преувеличения могу сказать, что обе стороны остались весьма довольны друг другом. Для меня само собой разумеющимся долгом джентльмена и кавалера было помочь девушкам поднимать и ставить на голову тяжелые сосуды с водой, которые они, грациозно семеня, уносили.
Но, увы, спустя несколько дней все выглядело по-другому. Первоначальная сдержанность арабских девушек улетучилась так же быстро, как возросло их число. Теперь они стояли в очереди перед нашей квартирой и ориентировались в ней лучше, чем мы сами. Нам больше не нужен был будильник. Незадолго до восхода солнца они барабанили кулаками в нашу дверь — сигнал к побудке. Полусонный, я выходил в пижаме, поворачивал ключ в двери и покорно впускал их внутрь. «Да будет твое утро приятным, как сметана, йа, бей! — радостно приветствовали меня десятки девушек с объемистыми сосудами и заполняли мою ванную. «Да будет ваше утро светлым», — бормотал я недовольно и снова укладывался в постель, потому что я не мог ни принять душ, ни проделать другие обычные утренние процедуры в ванной. Они забирали сотни литров в час, не забывая время от времени попробовать воду, чтобы убедиться, что из крана течет не соленая вода. Моей жене с большим трудом удавалось достать немного воды для утреннего кофе.
Поистине золотым было время, когда шла соленая вода. В эти короткие часы мы снова принадлежали самим себе. Но благодаря действию какой-то службы информации, происхождение которой так и осталось для нас тайной, бедуины тотчас же узнавали, что из крана снова течет пресная нильская вода. И вся команда мгновенно выстраивалась вновь. Со временем они оккупировали и кухню, многие приходили по десять раз на дню. Зачем им нужно было столько воды, оставалось для нас загадкой. Когда мы покидали квартиру, чтобы купить необходимое, то пускали все свое красноречие в ход, дабы выманить наружу потребительниц воды, при этом они кидали на нас косые взгляды.
Однажды вечером к нам с официальным визитом явился представитель управления домами Мерса-Мат- руха и осведомился о нашем самочувствии. После третьей чашки кофе он сделал замечание о том, что в нашем маленьком хозяйстве, состоящем из двух человек, расходуется непомерно много воды. Хотя мы и желанные гости в городе, сказал он, и весьма похвально, что мы установили хороший контакт с жителями бедуинского квартала, тем не менее городское управление вряд ли поймет подобную подмену централизованного водоснабжения частным.
Мы почувствовали себя, как в тисках! Счастливым подарком судьбы стало письмо, отзывавшее нас в Александрию.